— Ну и что? — с подчёркнутым безразличием отозвался Аввакум.
— Вы, конечно, видели это пятно? Вы подумали, что я кого-то убил? Да?
— Я ничего не думал, — ровным голосом ответил Аввакум. — У меня привычка ни о чём не думать перед обедом.
— Не крутите! — угрожающе нагнул голову Савели. — Вы решили, что я убил человека! Знаю я, что у вас на уме! У вас перед глазами, наверное, одни убийства и кровь!
— Что вы! Я не выношу вида крови! — кротко усмехнулся Аввакум.
— Никого я не убивал! — снова взревел Савели уже октавой ниже, после паузы он добавил, — я мухи не трону, не то что человека! — и ни с того ни с сего громко захохотал.
— Вы неспособны убить человека, это видно с первого взгляда, — сказал Аввакум.
— На моих глазах автобус сбил молодого человека, — сказал Савели. — Я помог усадить его в машину, которая случайно проезжала мимо. Вот и выпачкался в крови.
— Ужасно! — воскликнул Аввакум. — И где это произошло?
— В окрестностях Санта-Анны, синьор!
“Осторожничаешь! — со злостью подумал Аввакум. — Постой, я тебя сейчас пришпорю, и ты откроешься для удара!”
— Вы знаете, — сказал он, — только что по радио передали чрезвычайное сообщение!
— Да? — отозвался Савели, усердно орудуя щёткой. — Вы сказали, чрезвычайное сообщение?
— Ограбили вашу галерею! — добавил Аввакум, стараясь поймать его взгляд.
Не поднимая головы Савели воскликнул:
— Когда?
— Вчера вечером.
— Вот так история! — Савели швырнул щётку на пол. Пиджак повис на его руке. — И что говорит полиция?
— Полиция говорит, что украденная картина стоит четыреста с лишним тысяч долларов!
— Четыреста тысяч?!
— А вы думали сколько?
— Я ничего не думаю, любезный, потому что не знаю, о какой картине речь.
“Осторожничаешь! — опять подумал Аввакум. — Впрочем, на такой крючок только дурак попадётся, а ты далеко не дурак!”
— Похищена “Даная” Корреджо! — сказал Аввакум.
— Санта Мария! — воскликнул Савели, но довольно сдержанно, так что нельзя было понять, расстроен он происшествием или удивляется ему.
— У вас, наверное, будут неприятности! — заметил Аввакум.
Савели пожал плечами:
— Вряд ли. Со вчерашнего дня и до 10 часов сегодняшнего я был в Санта-Анне. Ночевал в отеле “Республика”. — Савели надел пиджак, хотя пятна ещё не отчистил. Он закурил сигарету, помолчал, потом заметил, — я добрый католик, синьор, и за меня заступятся и санта Анна, и санта Агнесса, и любая другая святая!
— Вы счастливчик! — сказал Аввакум. — Позавидовать можно! А вы знаете, что ваша племянница, синьорина Луиза, находилась в Боргезе до половины первого ночи? Она занималась в вашем кабинете.
Савели нахмурился, потом лицо его внезапно побагровело, в сероватых глазах снова вспыхнул гнев.
— Святая Анна мне свидетель, — сказал он голосом, в котором бушевали тайфуны, — клянусь её именем, что я вышвырну вас в окно, если вы зададите мне ещё один вопрос! Вы что воображаете? Что вы у себя дома, в своей красной Софии? Что вам можно распускать язык?
Неизвестно, каким оказался бы финал этой сцены, однако новое и неожиданное явление, как это бывает в комедии дель арте (этом чудесном детище Италии — вспомните только Панталоне, Полишинеля и Скарамуша!), если бы новое неожиданное явление не переключило внимания собеседников на события, разыгравшиеся в Боргезе предыдущей ночью.
Итак, наружная дверь сильно хлопнула (Аввакум ведь не запер её), и по тонкому ковру передней мягко застучали поспешные шаги Луизы.
— Здравствуй, дядя! — поздоровалась она чуть не с порога. — Ты давно вернулся? Добрый день, синьор! — обернулась она к Аввакуму и подала ему руку, что выглядело неуместно: они жили в одной квартире и виделись по сто раз на дню.
Девушка раскраснелась, учащённо дышала, в глазах её то вспыхивали, то гасли тревожные огоньки, выражение лица менялось с каждой секундой.
— Что вас так взволновало? — спросил Аввакум, беспокойно заглядывая ей в глаза.
Луиза развела руками и тут же бессильно уронила их.
— Я арестована! — сказала она, переводя взгляд с Савели на Аввакума, с Аввакума на ковёр и стыдясь слез, поступавших в глазам; ей, дочери Энрико Ченчи было не к лицу распускать нюни. — Меня ждали у парадного, — продолжала она, глядя в окно, — их двое, один в форме, другой в штатском. “Вы Луиза Ченчи?” — “Я”. — “Синьорина, вам придётся пойти с нами в Боргезе”. — “Но почему?” — “Там вам все объяснят.” — “В чём дело, я ничего не понимаю”. — “Очень просто, в музее украдена картина, ведётся следствие, вас вызывают. Идёмте!” Я стала упрашивать, чтобы мне разрешили подняться наверх хотя бы на минутку… Они пошли вместе со мной и сейчас ждут за дверью!
— Не понимаю, зачем так волноваться! — пожал плечами Аввакум. — Вам зададут два — три вопроса, тем дело и кончится. Не нужно нервничать! — Слова его были спокойны, от лица его тоже веяло спокойствием, только голос звучал слишком ровно.
— Но боже мой! — снова воздела руки Луиза. — Ведь вчера я до половины первого была там !
— Сколько раз я предупреждал, чтобы ты не засиживалась! — мрачно вставил Савели.
Казалось, девушка не слышит его.
— Я была до половины первого там! — повторила она.
— Из чего следует, что именно вы и похитили картину! — пошутил Аввакум.
— Нет, но её, кажется, украли именно в это время! — упрямо покачала она головой. — Где-то около половины первого, когда я была там. Они это знают!
Она принялась было ломать руки, но тут же овладела собой, чему немало способствовал внезапный и громкий стук в дверь. Видимо, полицейские чины потеряли терпение.