Похищение Данаи - Страница 32

Странности, которые я отметил, тут же утратили абстрактный характер и легко увязались с похищением “Данаи” в филиале Боргезе. Никаких конкретных доказательств у меня ещё не было, но я чувствовал, что за кулисами этого похищения стоит не кто иной, как сам синьор Савели, шеф охраны Боргезе. Были у меня и известные сомнения относительно Ливио Перетти; молодой человек мог быть жертвой провокации. Это случается, и довольно часто! Но в пятницу утром, увидев его фотографию в газетах, я тут же узнал юношу, который частенько провожает Луизу домой, и причины его незаконного пребывания в Боргезе больше не вызывали сомнений.

Услышав ваш рассказ о первых допросах, я решил, что картина не вынесена из музея; она всё ещё находится где-то в галерее, причём в таком месте, где полиция, перевернувшая музей вверх дном, не нашла нужным её искать. Я решил, что место это — явное , т.е. легко доступное, но такое, в котором никому и в голову не придёт что-то прятать. Вот почему я попросил у вас архитектурно-инженерный план галереи; мне хотелось проверить, где может находиться такое место и годится ли оно на роль временного тайника.

Следующий вопрос касался человека, который первым вышел через служебный вход. По словам Луизы Ченчи, этот человек имел ключ. А согласно внутреннему распорядку Боргезе, один из двух ключей от служебного входа постоянно находится у шефа охраны, то есть, у синьора Савели.

Итак, все указывало на Савели, это было логично и в порядке вещей. Вопрос стоял таким образом: является ли он непосредственным участником похищения или только его организатором? Не будь алиби с поездкой в Санта-Анну, я обеими руками подписался бы под тем, что преступление совершил именно Савели. Но эта поездка… Вы помните, что её факт подтвердили полицейские власти Санта-Анны, и потому она не подлежала сомнению.

А сомнение существовало, оно росло во мне скорее по пути чувства, нежели логических рассуждений. Возникло ещё одно обстоятельство, давшее ему новую пищу. Вы, наверное, помните, что среди вещей Савели, выпавших на пол, я упомянул билет на поезд. Этот билет ни с того, ни с сего вспомнился мне вечером, когда мы ужинали в “Лавароне”. Я пил кофе, разговаривал с синьорой Тоцци и вдруг проклятый билет всплыл у меня перед глазами. Он вызывающе подмигивал, как вульгарная кокотка, и спрашивал: а ты во мне ничего особенного не замечаешь? И я всмотрелся в него и увидел, что билет был первозданно девственный, незнакомый с щипцами контролёра. Билет без перфорации! Как я мог не заметить этого ещё утром, когда увидел его на полу вместе с другими мелочами, выпавшими из кармана Савели? Если билет не перфорирован, значит, его обладатель никуда не ездил и просто забыл билет в кармане; или контролёр не дал себе труда проверить билеты у севших в поезд пассажиров; это бывает, но очень редко. Каждый железнодорожный служащий в наши дни хорошо знает, какое множество безработных готово занять его место, и ни один контролёр не рискнёт совершить такое упущение по службе.

Как бы там ни было, я вспомнил, что билет Савели не перфорирован; этот факт ещё больше усилил мои сомнения в том, что Чезаре Савели ездил в Санта-Анну. Поэтому на другое утро я сел в поезд и поехал в этот старинный городок.

В Санта-Анне только один хороший отель. Я снял дорогой номер, покрутился по улицам, подарил регистраторше букетик цветов, а потом спросил, не ночевал ли у них в среду один мой приятель по имени Чезаре Савели. Сезон сейчас мёртвый, клиентов можно пересчитать по пальцам, и регистраторша тут же вспомнила, что действительно недавно один мужчина по имени Чезаре Савели провёл ночь в их отеле. Тогда я сказал, что хотел бы послать ему из Санта-Анны открытку, — разумеется, с видом отеля, — но не помню его римского адреса; так не позволит ли она мне заглянуть в формуляр, который он у них пополнил; там, конечно, должен значиться его адрес. Регистраторша дала мне папку с формулярами, и я тут же нашёл нужный мне листок. Почерк, которым заполнен этот формуляр, не имеет ничего общего с почерком Савели; у того буквы крупные и нервные, а здесь передо мной были строчки мелких, тесно посаженных букв. Я знаю почерк Савели, потому что не раз рассматривал альбом Виттории, в котором немало открыток, надписанных рукой Савели.

Значит, формуляр заполнял другой человек, который ночевал в Санта-Анне с фальшивым паспортом на имя Чезаре Савели. Как я и предполагал, некто состряпал алиби для Савели, а сам начальник охраны и не думал уезжать из Рима.

Вернувшись в Рим, я узнал от вас подробности второго допроса и услышал об убийстве Пинелли и Чиветты. И пока мы обедали, я воссоздал для себя картину преступления в Боргезе.

Итак, в среду 25 октября Савели вызывает Карло Колонну, который подчиняется ему и по административной линии, и по линии “социального движения”, и на которого существует немало компрометирующих материалов, передаёт ему бутылку вина и приказывает распить её в одиннадцать часов вечера со сторожем Федериго Нобиле; кроме того, он велит Колонне купить билет до Санта-Анны и заявляет, что вернётся в город на следующий день с поездом, который выходит из Санта-Анны около одиннадцати часов.

Вместо того, чтобы ехать на вокзал, Савели, воспользовавшись обычной полуденной суматохой в галерее, незаметно пробирается на чердак. У него есть ключи от всех замков, и попасть в это помещение для него не составляет труда. Как показывает инженерный план, на чердаке есть туалетные комнаты, туда проведена вода и паровое отопление, и провести в нём несколько часов не так уж сложно. Выбрав местечко поудобнее, Савели ложится спать.